Ассоциации

[Centava]

Собственно писалось мной относительно давно.
Странно, но без особых трудностей. Пришло в голову, и уже менее чем через пол часа было написано.
Мало что исправляла.
Все-таки оно имеет для меня особое значение.
Это единственное очерк моего пера, которой пришелся по душе.

Грех

- Зачем ты это сделала! – крикнул парень и сильно двинул сжатым кулаком сидящей девушке
- Не знаю, - совершенно спокойно, тихо, даже не среагировав на удар, ответила она.
- Не знаешь, - облизал обсохшие губы кричащий. – А стоило бы.… Или может, ты не помнишь?!
Красными, казалось, огненными глазами он взглянул на длинноволосую красавицу. Та не двигалась, не шелохнулась, ветер не обвевал её кудри, она не дышала, а взгляд был бездонным.
- Так я тебе напомню. Да… Ты пришла тогда к ним в ужасном виде, сил не было, я прав…Молчишь… ну что же, продолжу. О, тогда еще погода была отвратительная. Осень, ливень, мокрые листья, прилипшие к грязной земле. Ты не любишь такую погоду, мерзкая, да. А я на оборот… - на секунду он задумался, но тут же, резко воодушевившись огненно-глазый продолжил. – Сказала, что видела, как убили человека. Хм… Не помню, поверили ли они тебе, но приняли, да. А может, стоило обратиться к кому-то другому. Ты боялась, боялась убийцы... Еще бы, ты видела, как убивали…
- Ты не знаешь, что я видела!
- Знаю!
- Ты не видел этого, так как видела я, не смотрел моими глазами, - казалось, это говорила живая статуя. Глаза были прозрачны, ноздри не вздымались, захватывая воздух, даже скулы лица не дрогнули. Только рот, бездушно открывающийся рот и выдающий какие-то звуки, скудно напоминающие слова, казалось, существовал отдельно. Вне этой "живой статуи". – Он держал в руке нож, большой нож. А впереди извивалась молодая девушка. Голая, отталкиваясь своими сломанными конечностями, она кричала о помощи, срывая голос, стонала. Понапрасну… она хотела избегнуть неизбежного. Знала, но продолжала надеяться, вся окровавленная. Он нанес ей до того не мало ножевых ранений и готовился к…
- Сколько? – без тона смущения и жалости спросил парень, так как будто спрашивал про количество скота.
Девушка молчала. С глаза потекла соленая слеза. Но лицо не вздрогнуло. Она даже не отвернулась и не попыталась уйти от ответа, а просто и монотонно сказала:
- Двадцать три. Я считала, – затем последовала пауза. Ей было тяжело говорить, несказанно тяжело, как будто кто-то держал свои цепкие руки у неё на шее. Одно движение, неправильное слово и она мертва. Нет, было бы уже поздно. – Он замахнулся, она дрожала. Кинжал плавно вошел ей в грудь, пронзив часто бьющееся сердце. Стоны, крики, мольбы – все утихло, настала полная тьма звуков. Она была мертва…
- Это ведь была твоя сестра, я прав?! – с наигранным интересом спросил единственный слушатель, поскольку прекрасно знал об ответе.
- Да! – еще одна холодная слеза с левого глаза…правый был сухим, стеклянным.
- Кстати, убийцу нашли недавно. В озере, утопленник. Он здесь где-то, возможно встретишь… Ах, и еще я помню ту забавную картину, я видел… Смешные же вы людишки… - парень устремил свой взор на золотоволоску, в надежде, что она продолжит свой "увлекательный" рассказ, но та сидела неподвижно. – Какое же было их изумленье, твоих спасителей, я имею в виду, когда увидели вокруг твоей шеи веревку… - внезапно его задорный голос сменился каким-то тихим, не отчетливым. - Ты знаешь, ты дура! Ты никогда больше не увидишь сестру. Зачем?! Зачем ты убила себя? Ты ведь понимаешь, что это значит?!... Не понимаешь, наверняка, не знаешь. Ведь если бы знала, не делала бы!
Глаза парня снова загорелись, и перед тем как исчезнуть, с его обветрившихся сухих губ донеслось последнее:
- Самоубийца! Ты в аду!